Знакомство с проектом Федерального закона "О защите животных от жестокого обращения" рождает противоречивые мысли и чувства. Этот документ не имеет научной основы и пропитан антропоморфизмом - наделением животных человеческими свойствами. Ни один из живущих и живших на земле людей никогда и пяти минут не был каким-нибудь зверем или птицей: о том, как они воспринимают окружающий мир, мы можем только догадываться и предполагать. Жизнь людей и жизнь животных идут по разным законам. Например, угрожающее преследование у людей связано с величайшим стрессом и часто кончается болезнью или даже смертью догоняемого, независимо от причинения ему физического вреда. Воображаемая угроза для человека часто страшнее реальной. Иное дело у животных, существование которых строится на принципах отношения жертвы и хищника.
Заяц едва ли не каждодневно подвергается преследованиям лисиц, рысей, волков, ястребов и других хищников. Он иногда попадает в их зубы и когти, но никогда не погибает во время преследования - для него это привычная "проза жизни". Никто не приводит достоверных случаев, чтобы заяц или другое животное из разряда жертв погибло от стресса при преследовании одомашненным хищником - гончей или другой охотничьей собакой.
Специальное исследование поведения диких животных, преследуемых собакой, предпринятое мною 1, показывает, что репертуар уловок зайца и других зверей при преследовании собакой не отличается от того, который используется ими при спасении от хищников. Собака для зайца - тот же хищник, отношения с которым для него привычны и естественны и не должны рассматриваться как экстремальные. Однако, проектом закона использование собак на охоте, видимо, запрещено (п. 4 ст. 14 и п. 5 ст. 19).
Уровень страха, боли и стресса при попадании в капкан различен у разных видов зверей. Нередко лесная куница, вырвавшись из капкана, снова лезет за приманкой во второй капкан и вновь оказывается пойманной. Известен случай, когда куница ушла вместе с капканом, тут же отправилась к другой ловушке и попала в неё, оказавшись сразу в двух капканах. Отмечены факты, например, среди норок, спаривания попавшей в капкан особи.
По проекту закона (п. 7 ст. 18 и п. 2."в" ст. 22) запрещены убой и разделка животных "при наличии не отключенного сознания". Согласно словарю 2, сознание - это "высший уровень духовной активности человека (подчёркнуто мною. - С.К.) как социального существа". Можно спорить с этим определением, но как уловить момент отключения сознания? Физиологи говорят: "Мы не можем опустить электроды в сознание". Пока наука может зафиксировать лишь момент клинической смерти (и она не является собственно смертью, поскольку есть немало людей, переживших клиническую смерть).
Во ВНИИОЗе молодой лаборант снял шкурку с енотовидной собаки, а утром обнаружил, что оставленная на выброс тушка зверя самостоятельно встала и ушла в другой конец длинного подвального коридора, о чём свидетельствовали кровавые следы на полу. По неопытности он посчитал зверя мёртвым, хотя тот был в состоянии зимнего сна, усиленного каталепсией, в которую впадают енотовидные собаки и ряд других животных при опасности. Точно так же лишены болевой чувствительности животные в спячке (суслики, сурки и другие), в оцепенении (например, змеи, ящерицы), а тем более - в состоянии анабиоза (некоторые насекомые, черви, моллюски).
Известно явление "автотомии" - самопроизвольного отбрасывания органов, когда преследуемое животное оставляет в зубах хищника, например, хвост, щупальце, которые потом отрастают вновь. А голотурия швыряет в направлении преследователя свои внутренности. Утраченные кишки у неё вскоре восстанавливаются. Можно увеличить перечень подобных явлений у животных, когда человеческие мерки явно не подходят для них.
Согласно п. 3 ст. 18, "запрещается охота на неполовозрелых животных". Это идёт вразрез с одним из главных принципов рационального использования популяций ряда видов (например, лосей, котиков, сивучей и других): целесообразнее сохранять ядро популяции, состоящее из взрослых, половозрелых особей, изымая промыслом в первую очередь хуже приспособленных сеголетков. В данном случае жалость к "невинным" лосятам оборачивается небрежением к судьбе всего лосиного стада. К слову, такой подход и пришёл-то к нам с Запада, где доказал свою рациональность.
Однажды ко мне зашёл наш институтский сантехник Вася. Охотой он не увлекался, но к выпивке тяготел изрядно; и сейчас заглянул для небольшого займа на предмет опохмелки. Получив кредит, славный парень Вася для приличия посидел и поговорил со мной "об жизни". Увидя на шкафу изящные оленьи рожки, сказал, что и он не чужд пониманию природной красоты, и рассказал, как во время недавней военной службы на Байконуре он с однополчанами занимался изготовлением пепельниц и других сувениров из панцирей черепах, водящихся там. Чтобы умертвить черепаху, они бросали её в кипящую воду, но при этом черепаха вскрикивала, как малый ребёнок, и это "действовало на нервы". Тогда солдатики придумали другой способ: голову её привязывали проволокой к одной машине, а ноги к другой. Затем автомобиль трогался и... потом оставалось только немного подчистить внутри панциря.
Придя домой, я рассказал об этом зверстве внуку и стал возмущаться, а он хладнокровно спросил меня: "А ты забыл, дед, что рассказывал про свою первую утку?". За первой подбитой мной из ружья уткой я, шестиклассник, ещё не умевший плавать, в когтях охотничьего азарта не раздеваясь бросился в воду, хотя и не знал глубины озера; к счастью, оно оказалось неглубоким. Вытащив трепыхавшуюся утку, вспомнил разговор охотников и ударил её головой о приклад ружья а она продолжает биться, ударил ещё раз - бьётся! - внутренне содрогаясь, ожесточённо бил и бил её головой, каждый раз усиливая удар и, наконец, у неё выскочили глаза и повисли на каких-то жилках; только тогда она затихла. Я не знал верных приёмов добивания подранков...
Да, прав Ванюшка, чего кивать на других, когда всё охотничье дело, несмотря на присущие ему романтику, поэтическую и сермяжную красоту, пропитано жестокостью. Она привычна, обиходна, а отчасти и неизбежна. Замелькали в памяти виденные и слышанные эпизоды из этой мрачной оперы. Классик охотоведческой литературы Л.П.Сабанеев приводит 3 разные способы калечения волчат в найденном логове, применявшиеся в различных регионах России. В числе их: ломка задних ног или перерезание в них сухожилий, выкручивание суставов двух накрест лежащих лап, втыкание волчатам под кожу заноз, выкалывание глаз, сжигание живыми. В окрестностях озера Ильмень принято было прибивать живых волчат к доске и пускать её по течению реки.
Дикое зрелище представляет собою забой ушастых тюленей - котиков и сивучей на Командорских островах. Отобранных для обдирания особей отгоняют в сторону и бьют дубиной по голове, после чего зверь начинает биться, потому и дубину эту называют "дрыгалкой". От удара дрыгалкой у весящего до 50 кг щенка морского котика глаза иной раз выскакивают из орбит, так же, как у первой добивавшейся мною утки. С 1986 года котиков забивают, впрыскивая им дитилин - курареподобный препарат, но этот метод также признан обсуждаемым проектом закона негуманным (п. 2."б" ст. 22). В морском зверобойном промысле нет сентиментальных людей. Часто при забое на залёжках, когда тюлень ещё жив, вращает глазами, двигает головой, открывает рот, его уже обдирают. Мастера этого дела ухитряются "раздеть" тюленя за 2-3 минуты. Только распластали шкуру на брюхе, глядишь - уж и ласты освобождены, а зверь ещё живой, шевелится, делает плавательные движения, но не кричит. Так ведут себя все виды тюленей, ободранные живьём.
Кстати, ещё о поведении животных без кожного покрова. Как известно, чтобы не таскать на себе лишнего груза, охотник на белковье иногда обдирает зверька сразу после отстрела. Зафиксированы отдельные, нехарактерные случаи, когда, экономя время, промышленник сноровисто подрезает шкурку в положенных местах и в мгновение ока сдёргивает её с раненого зверька. Брошенная без шкурки белка ещё делает несколько прыжков по стволу дерева и только потом бессильно падает. Слышал, что сходным образом ведёт себя и "ошкуренный" бурундук. Таких чёрных фактов немало.
За сорок лет работы во ВНИИ охотничьего хозяйства и звероводства, а до этого за годы студенчества и аспирантуры на охотоведческом факультете Московского пушно-мехового института я не слышал ни единого слова о необходимости гуманного отношения к животным, о том, что следует стремиться уменьшать их страдания, избегать неоправданной жестокости. Хотя среди преподавателей были культурнейшие люди. Одна из причин тому: эти мысли не были созвучны суровой послереволюционной эпохе, когда слово "милосердие" было в забвении даже по отношению к человеку. Насаждавшаяся классовая ненависть рождала лозунги вроде такого - "Лом о смокинги гни комсомол!" (любопытно, что при чтении этого призыва с конца получается то же самое). В.Я.Генерозов писал: "Революция и голод научили нас на многое смотреть иначе и мы теперь не видим предосудительного деяния в постановке заячьего капкана" 4.
Среди большого количества знакомых студентов-охотоведов был только один человек - Клим Сулимов, который вслух возмущался жестокостью охоты. Он избегал доцента С.А.Ларина, читавшего в МПМИ технику охотничьего промысла, который бесстрастным голосом, спокойно, задушевно даже рассказывал о всевозможных "схватах", "сжимах", "щемихах". Это же орудия пытки для зверей! - возмущался Клим. Охотники, а особенно охотоведы - практики и научные сотрудники - в большинстве своём не любят разговоров о жестокости охоты и относятся к человеку, поднявшему эту тему, в лучшем случае насмешливо, а чаще неприязненно и даже враждебно. Создаётся впечатление, что такие мысли бередят совесть. "Хочется", "выгодно" или "принято" вступают в противоречие с "нехорошо", в результате - дискомфорт в душе, и человек гонит от себя всё, что его тревожит. Мысли о жестокости называют "сюсюканьем", "слюнтяйством". Кто-то склонен видеть в этом фарисейство, лицемерие: ведь конечный результат при разных способах добычи один и тот же - смерть животного. Однако, этот же нелицемер, узнав о скоропостижной кончине соседа от инфаркта, произносит: "Легко помер, дай бог каждому такой смерти". Оленеводы и охотники, среди которых работал Сулимов после окончания МПМИ, быстро узнали его слабое место - сочувствие к животным - и часто шутили следующим образом. На глазах Клима эвенк подойдёт к оленёнку, выхватит нож и свирепо замахнётся. А потом хохочет над смятением Клима.
В большинстве случаев сострадание к животным трудно совместимо с добычливой охотой. Недаром существует охотничья пословица: "Не будь, ловец, в лесу ни жалостлив, ни прост, оплакивай лису, держа её за хвост". Однако это не значит, что все охотники жестокосердны. Не так уж редки случаи, когда охотник-промысловик выпускает на волю соболюшку (самку), не замёрзшую в капкане к его приходу, если она не покалечена. Он знает, что это сулит на будущий год увеличение ценных зверьков на его участке. Чувство хозяина в охотнике рождает заботу о зверье. Юкагиры, коряки, ламуты и люди других национальностей, промышляя северных оленей во время миграций на переправах через реки, убивали их с помощью длинного тонкого копья - "поколюги". Некоторые охотники мелких оленей старались заколоть копьём в позвоночник (в этом случае туша не тонет), а крупных лишь ранить, чтобы они сами доплыли до берега. Однако, такие хитрецы слыли "худыми людьми" 5. В основе этой оценки, возможно, лежит не только суеверие, но и этическое начало - сочувствие к мучениям раненых животных.
В охотнике-любителе чувство хозяина большей частью отсутствует, он рвётся "снять сливки", а потому охотничий азарт, соревновательность и жадность к трофеям порою затмевают душу и у человека, склонного к милосердию. Но нет одинаковых людей. Охотник-корреспондент ВНИИОЗа Пётр Николаевич Заикин писал мне: "Говорят - лежачего не бьют. У меня, например, на близко увиденную затаившуюся утку, зайца, косулю рука не поднимается. Как-то пришлось по глубокому снегу на лыжах преследовать самца косули. На десятом километре козёл выдохся: повернул голову и смотрит на меня, а сам шатается от усталости. Опустил я ружьё, жалко мне его стало. Пусть живёт! И я направился к дому".
Ружейную охоту относят заведомо к гуманной, поскольку считают, что огнестрельное ранение приводит, якобы, к мгновенной смерти. Но это - в идеале. Вернувшись с охоты и показывая дома свои трофеи, охотник обычно добавляет что-нибудь в таком роде: "Да ещё двух крякв и тройку чирков сшиб да найти не смог: до чего эти подранки шустры!". По данным профессора А.Н.Формозова, "на каждую добытую стрельбой птицу приходится один подранок, как правило, погибающий без пользы для стрелка" 6. Во многих случаях ненайденных подранков гораздо больше. На утиный перелёт в район Красной речки, что под Хабаровском, приезжает изрядное количество гражданских и военных охотников. Отстреляв вечернюю зорю, они обычно возвращаются обратно в город. Я не раз наблюдал в 1947 году, как на следующее утро крестьянин из местной деревни, соревнуясь с хищными птицами и зверьками, отыскивал, с собакой, по 50 и более подранков или мёртвых уток, не найденных вовремя.
Обычно научная мысль намного опережает "обывательскую". Увы, с проблемой гуманизации охоты в России этого не произошло. Проект закона о борьбе с жестокостью почти дословно списан с подобных документов на Западе. Наша охотоведческая наука не в состоянии представить законодателям научно обоснованные рекомендации. У нас идёт лишь кое-какая работа по гуманным капканам, но и она не инициативна, а навязана извне угрозой лишить Россию выхода на европейский пушной рынок. Проблема гуманизации охоты в научном плане весьма широка: речь идёт не только о необходимых конкретных рекомендациях, но и о разработке философских, нравственных, этических, социальных, психологических, юридических, организационных и других основ этого высокого совестливого дела. У нас нет даже научно обоснованных способов умерщвления подранков с учётом вида животного. Многое можно почерпнуть на Западе. Там эта проблема обсуждается и изучается уже несколько десятилетий, работает не одна сотня научных сотрудников. Даже такому узкому вопросу, как смерть животных разных видов в капкане, посвящены многие тома научных статей, основанных на дотошных экспериментальных исследованиях с использованием самых современных научных приборов.
Несмотря на некоторые помехи нашим людям, которые принесёт закон о жестокости, когда он будет принят, он не повлечёт за собой коренных изменений в отношении к животным в России. Кого-то будут прихватывать за живодёрство в густонаселённых районах. А на бескрайних просторах Сибири и Дальнего Востока, где порою живут по присловью "тайга - закон, медведь - прокурор", при нашей-то нелюбви к законопослушанию закон о жестокости многие десятки лет будет оставаться во многих чертах лишь бумажкой. Как писал Есенин: "А Русь всё так же будет жить, плясать и плакать под забором". Никакие насильственные меры не приводят к успеху, если сами люди не стремятся к реализации идеи, заложенной в законе. Поэтому будущее в гуманизации российской охоты я лично вижу в терпеливом, настойчивом воспитании охотников, нарождении нового поколения с более высоким уровнем нравственности и культуры, как охотничьей, так и общей.
Охотовед В.В.Веденичев, закончивший КСХИ и ныне работающий в Германии, рассказывал, что там получить билет охотника и рыбака неизмеримо сложнее, чем у нас: нужно учиться на специальных длительных курсах, сдавать несколько экзаменов, проходить испытательный срок. Кроме обширных знаний, в новичка внедряют охотничью этику, идею бережного, сочувственного отношения к природе и животным. Даже во время войны Сталин призывал учиться у немцев воевать. Не грех и теперь перенять ценный иностранный опыт повышения охотничьей культуры и воспитания охотника на гуманных началах. Перестроить и расширить программы подготовки вступающих в организации Росохотрыболовсоюза - в наших силах.
Но не будем пассивно ждать светлого будущего. Охотник и охотовед, избрав свою стезю в жизни, конечно, не может полностью избежать жестокости к животным, но в силах каждого, по возможности, уменьшить их страдания, из двух зол выбирая меньшее. Надо спросить себя: что я могу сделать в этом направлении? Для охотника-любителя (а их подавляющее большинство) тут прежде всего - самосовершенствование в избранном увлечении. Умерить в себе стремление к бахвальству трофеями, не стрелять, если живая мишень дальше верного выстрела, не стрелять там, где битую или раненую птицу найти будет трудно; пристрелять своё ружьё, добившись максимальной резкости, а потом снаряжать патроны самому, не пользуясь покупными; не бросать поиски подранка, если на успех остаётся хотя бы малейшая надежда; освоить способы охоты и привлечения дичи, дающие возможность стрелять наверняка, иметь добрую собаку. Даже использование камуфляжной или защитного цвета одежды будет продвижением в этом направлении - она даёт больше шансов сделать верный выстрел. Каждый сможет продлить этот перечень для себя.
К двадцати двум "заповедям охотника промышленника и любителя", сформулированным С.А.Бутурлиным 7, нужно добавить двадцать третью: "Охотник, будь Человеком - старайся уменьшить страдания добываемых животных". Надо надеяться, что проект Закона "О защите животных от жестокого обращения" в процессе обсуждения будет значительно улучшен. Его принятие послужит исторической вехой в движении России к построению гуманного общества.
Охотничье дело
С.А.Корытин