Выражение «люди на болоте» стало чуть ли не синонимом белорусов. Однако во второй половине ХХ века из-за мелиорации территория, занимаемая болотами в нашей стране, сократилась с 14,2% до 4,2% от ее общей площади. В погоне за экономической выгодой пришлось закрыть глаза на ущерб, нанесенный окружающей среде. Сегодня мы начинаем понимать, что прямые и косвенные убытки от мелиорации зачастую перевешивают ту прибыль, которую удается получить. Об этом мы поговорили с заместителем директора по научной и инновационной работе Института экспериментальной ботаники НАН Дмитрием Груммо, который является одним из ведущих белорусских специалистов в области болотоведения.
– Если попробовать спустя десятилетия оценить последствия мелиорации, то каким будет вывод?
– Не раз высказывалось мнение, что тот рывок, который Полесье сделало в области сельского хозяйства, был обусловлен именно масштабным осушением болот. Однако платой за него стала потеря огромных объемов воды и те экологические проблемы, с которыми нам сегодня приходится иметь дело. Давайте не забывать, что болота Беларуси играют исключительно важную роль в поддержании благоприятного регионального гидрологического режима. Он в свою очередь важен для устойчивого функционирования естественных экологических систем и сохранения водных ресурсов за счет накопления в болотах запасов пресной воды, чей объем превышает 7 млрд м3, обеспечения водного питания рек и озер. Так что в целом ситуация неоднозначна. Надо четко отдавать себе отчет в том, что мы приобрели в результате мелиорации и что потеряли.
– Не наступаем ли мы сегодня на те же грабли, когда осушаем болота для добычи торфа?
– Надо признать, что экономика всегда диктует свои правила игры. Однако массовая мелиорация в данный момент не осуществляется. Если какие-то территории отводятся под торфодобычу, речь идет о точечных проектах с привлечением инвестиций (таких, как Морочно или Скураты).
В Беларуси была разработана и утверждена Схема использования торфяников, которая действует до 2030 года. Фактически она представляет собой регламентированную концепцию, имеющую статус официального документа. Это очень позитивный опыт, которого нет в соседних странах. Если какому-то представителю местных властей захочется использовать по своему усмотрению болото, которое не входит в разрабатываемый фонд, сделать это будет намного сложнее.
Сегодня разрабатываются в основном старые месторождения. Отведение новых связано с большими проблемами, в том числе из-за необходимости проводить общественные слушания. Нам удалось достичь компромисса между торфодобывающей промышленностью с одной стороны, общественными организациями и учеными – с другой. Благодаря этому биологи стали равноправными участниками диалога по поводу дальнейшей судьбы белорусских болот. Также начата разработка закона о болотах. Это еще один редкий пример стратегического подхода к использованию природных ресурсов. Удалось внедрить новые стандарты, включая восстановление выработанных торфяников, противопожарное обустройство, мониторинг прилегающих территорий. Без общественной поддержки мы не смогли бы добиться такого успеха.
– Часто приходится слышать, что добыча торфа нерентабельна. А как на самом деле?
– Сегодня Беларусь производит 3,2 млн торфа в год, т.е. столько же, сколько вся Россия. При этом его добыча часто диктуется планами, а не реальными экономическими потребностями. Обычна ситуация, когда вкладываются деньги в модернизацию заводов, а потом выясняется, что нет ресурсной базы или рынка сбыта.
Торф как топливо спас нашу страну и ее экономику в послевоенное время. Но стоит признать, что использовать его таким образом неэффективно. Торф не станет полноценной заменой нефти и газу. Производя брикеты, мы теряем воду – гораздо более ценный ресурс, который будет востребован в будущем. Ликвидация пожаров, возникающих на осушенных болотах, обходится дорого. Так, только в 2002 году на борьбу с ними было выделено 1,5 млн долларов.
Мы посещали аналогичное литовское предприятие, которое добывает торф на известном болоте Аукштумала. Там главный лозунг – «Мы не производим брикеты». Вместо этого выпускаются торфяные субстраты. С экономической точки зрения наиболее выгодно производить именно такие продукты с высокой добавленной стоимостью, в которых торф является лишь одним из компонентов. Для его получения не требуется много сырья, а значит, отпадает необходимость в масштабной мелиорации. При таком подходе тех участков, которые уже выделены для разработки в Беларуси, хватит на десятилетия. Резко нарастить объемы производства не получится, поскольку Литва и Латвия уже заняли свое место на рынке, и потеснить их вряд ли удастся.
Сегодня мы зачастую добываем торф, кипуем и отправляем в Западную Европу, чтобы там в него добавили продукты биотехнологического производства, расфасовали и привезли назад в виде готовых продуктов. Лишь недавно производства, занимающиеся выпуском субстратов, начали создавать в Беларуси при участии иностранных инвесторов. Важно отметить, что они демонстрируют лучшие показатели в области управления и реализации по сравнению с государственными торфоперерабатывающими предприятиями. У нас имеются и отечественные разработки ингредиентов, но пока распространено мнение, что лучше завозить их из-за границы. Это во многом связано с тем, что производственники консервативны.
В любом случае необходимо ставить перед инвесторами требование последующей экологической реабилитации. Повторное заболачивание, внедрение передовых европейских стандартов охраны окружающей среды должно войти в систему. Для этого есть все предпосылки: по мере того, как сельское хозяйство становится более интенсивным, многие выработанные торфяники оказываются заброшенными и деградируют. Однако рынок диктует условия использования болот. Государство не тратит значительные деньги на повторное заболачивание, поэтому приходится привлекать зарубежные гранты.
– В Западной и Центральной Европе болот практически не осталось. Могут ли они стать двигателем для развития экологического туризма в Беларуси?
– Мне кажется, что бренд «Беларусь – страна болот» уже существует. Пока он позволяет привлечь инвестиции в масштабные проекты по восстановлению осушенных территорий. «Великое княжество вертлявой камышевки» – первый проект такого рода, финансируемый Евросоюзом за его пределами. Однако туристический потенциал белорусских болот тоже велик. В 2004 году, когда с финансированием науки было особенно плохо, мы стали приглашать из-за рубежа волонтеров. За восемь лет к нам приехали представители 48 стран, которые помогали собирать научный материал. Их привлекла именно возможность побывать на настоящих болотах. В Беларуси есть хорошо сохранившаяся природа и неплохая туристическая инфраструктура. Так почему их не использовать и не пропагандировать?
Все же с точки зрения экономики основная функция верховых болот – это аккумулирование воды. Например, в торфяной залежи болота Ельня содержится 475 млн м3 пресной воды, или 70% от запасов воды в крупнейшем озере страны – Нарочи. Фактически оно является сердцем всей региональной гидрологической системы. На сегодняшний день в белорусских болотах хранится порядка 7 млрд кубометров воды. Еще столько же или даже больше мы потеряли в процессе мелиорации.
Приведу другой пример: американцы оценивают в 23 млрд долларов стоимость функций по защите от штормов и ураганов, выполняемых прибрежными водно-болотными угодьями. Еще один хороший пример – судьба водосборного бассейна Catskills/Delaware, который дает 90% питьевой воды для Нью-Йорка. Уничтожение на его территории природных экосистем и развитие сельского хозяйства привели к тому, что качество воды опустилось ниже приемлемого уровня. К 1996 году Нью-Йорк оказался перед выбором: строить систему фильтрации стоимостью порядка 6 млрд долларов или же принять меры по сохранению и восстановлению экосистем бассейна стоимостью 1-1,5 млрд долларов. Был выбран второй вариант, в результате удалось сэкономить 4,5 млрд долларов.
Не стоит также забывать о том, что болото содержит в связанном состоянии огромное количество углекислого газа и активно участвует в его поглощении. Сохранившиеся в естественном состоянии болота Беларуси выполняют газорегуляторную функцию – ежегодно они выводят из атмосферы около 900 тыс. тонн диоксида углерода и выделяют в атмосферу 630 тыс. тонн кислорода. В болотах Беларуси накоплено и сохраняется около 500 млн тонн углерода.
56% ягодных угодий в Беларуси сосредоточено именно на верховых болотах. Это и есть наиболее рентабельный способ их использования. Даже после мелиорации вырастить на верховом болоте «товарный» лес практически невозможно. Как показали наши исследования, если сопоставить полученные данные с затратами на мелиорацию 1 га верхового болота, то убыток от ее проведения для лесохозяйственных целей составляет около 95 USD на 1 га (в сопоставимых ценах). Таким образом, на болоте можно зарабатывать, не разрушая его. Надо только найти баланс. Именно это нам и предстоит сделать в ближайшие годы.
Беседовал Андрей БОРОДИН
