23 липня 2019

Что творится в российском лесу. Цикл «Сноба» о реальных и мнимых проблемах лесов России

ЗАБРАТЬ СЕБЕ

Может ли Китай вырубить всю сибирскую тайгу? Действительно ли леса России сводят «черные лесорубы»? Что произойдет с тайгой в случае глобального потепления? Останутся ли леса вокруг Москвы? Эти вопросы часто задаются в СМИ и социальных сетях. Российское общество беспокоится о лесах нашей страны, когда-то казавшихся бескрайними. «Сноб» начинает серию материалов, в которых попытается разобраться, что же происходит с лесами в России

23 ИЮЛЬ 2019 12:00

Вырубка лесаФото: Алексей Куденко/РИА Новости


В последнее время на различных ресурсах и в соцсетях появилось много материалов о том, что сибирская тайга хищнически вырубается, причем заметную роль в этом процессе играют «черные лесорубы». Пишут, что заказчиком этих рубок является Китай, готовый свести под корень российские лесные богатства для удовлетворения своих бизнес-аппетитов. Один из важных вопросов — что будет происходить с российскими лесами в связи с глобальным изменением климата. Многих волнует, что будет с лесами, находящимися неподалеку от больших городов, — не окажутся ли они сведены ради строительства дорог, жилых комплексов, торговых центров или коттеджных поселков.

Два сообщения, появившиеся в новостных лентах в последние полгода, показывают два вполне возможных сценария того, что может произойти с российскими лесами. Согласно исследованию швейцарских ученых, Россия может сыграть ключевую роль в сдерживании глобального потепления, если начнет высаживать леса. По заявлению директора Красноярского института леса Сибирского отделения РАН Александра Онучина, при нынешних темпах заготовок тайги хватит не больше чем на 15 лет. Какой из сценариев станет нашей реальностью, зависит от решений и действий, которые власти, общество и бизнес примут в ближайшие годы.

Сколько в России леса
По данным Счетной палаты, площадь покрытой лесом территории России в 2018 году составляла 769,5 миллиона гектаров. Проверка, проведенная аудиторами ведомства, показала, что данные о лесных участках, содержащиеся в Едином государственном реестре недвижимости и Государственном лесном реестре (ГЛР), сильно расходятся: ГЛР указывает площадь на 18,3 процента меньше. Специалисты Счетной палаты, в частности, обнаружили, что, согласно реестру недвижимости, площадь земель, относящихся к лесному фонду Приморского края, составляет 23,4 миллиона гектаров. Притом что площадь всего края — 16,4 миллиона гектаров. Это говорит о том, что любые подсчеты лесных площадей в России по меньшей мере приблизительны.

Впрочем, более важный вопрос — какую часть имеющегося леса можно каждый год вырубать без ущерба для запасов и где именно его брать.

Функционер Рослесхоза, попросивший не называть его фамилию, в разговоре со «Снобом» уверял, что леса в России более чем достаточно и что «наша промышленность не может вырубить больше 70 процентов леса от того количества, что ей разрешено». Это подтверждают и выводы Счетной палаты, указывающие, что в среднем в России каждый год вырубается от 27,8 до 30,4 процента так называемой расчетной лесосеки — предельно допустимого ежегодного объема заготовок древесины для той или иной категории лесов.

Сборщик кедрового ореха в лесу Чойского районаФото: Александр Кряжев/РИА Новости

С данными этой статистики спорить невозможно: лесов действительно вырубается гораздо меньше, чем это считается допустимым. Однако погружение в детали заставляет многих экспертов задавать различные вопросы. В том числе о точности самого инструмента, при помощи которого определяют допустимые объемы вырубки. Глава лесного отдела Гринпис Алексей Ярошенко относится к методу определения расчетной лесосеки с большим скепсисом: «По большому счету она до сих высчитывается на основе старинных немецких формул, которые еще в позапрошлом веке были заимствованы Россией в немецком лесоводстве. Но ведь там они изначально создавались и для лесов определенной климатической зоны и, главное, для совершенно определенной культуры, при которой за лесами положено ухаживать, беречь их от пожаров и вредителей и так далее». С учетом того, что за сибирской тайгой никто не ухаживает так, как за германскими лесами в позапрошлом веке, использовать эту методику Ярошенко считает малооправданным. Представитель Рослесхоза, впрочем, в ответ на критику методики указывает, что другой пока нет: «В нашей стране мы собирали много мнений ученых по поводу новых методик расчета — такие способы есть, но нового подхода, который удовлетворил бы всех, пока нет».

Еще один важный вопрос — насколько верны данные о состоянии лесов, исходя из которых рассчитывается лесосека. Алексей Ярошенко утверждает, что и эти сведения очень приблизительны: «У нас основным источником информации о лесах является лесоустройство — система инвентаризации лесов и хозяйственного планирования. Данным лесоустройства по стране в среднем 23 года, по некоторым участкам пользуются информацией чуть ли не 40-летней давности. Мы просто не знаем, где и что у нас есть».

Фото: Константин Чалабов/РИА Новости

На что покушаются лесорубы
Николай Шматков с 2019 года является директором FSC России. FSC — одна из наиболее распространенных в мире систем сертификации компаний-лесозаготовщиков, которая гарантирует, что древесина была заготовлена на основе принципов устойчивого лесопользования, которые, среди прочего, подразумевают сохранение наиболее ценных и малонарушенных участков леса. Шматков приводит косвенные примеры, подтверждающие серьезность положения с доступными запасами леса. В частности, в 2014 году в Основах лесной политики России появился проект создания фонда малонарушенных лесных территорий — так называемого лесного наследия. Появления такой охранной категории для малонарушенных лесов экологи добивались много лет. Однако, по словам Шматкова, кто-то в правительственных структурах посчитал, что это может создать угрозу экономической безопасности, — и проект так и остался идеей. При этом, по мнению Шматкова, включение в категорию лесного наследия от 3,5 до 5 миллионов гектаров малонарушенных лесов по всей России сняло бы большинство вопросов к сертификации древесной продукции российского происхождения по стандартам FSC: «Если из якобы сотен миллионов гектаров леса, которые растут в России, мы не можем сохранить эти 5 миллионов, значит, ситуация действительно серьезная». Собеседник «Сноба» в Рослесхозе, в свою очередь, называет концепцию «лесного наследия» лишь «красивой идеей», которая не получила конкретного наполнения, и связывает пробуксовку ее реализации именно с этим: «Никто толком не объяснил, чем статус лесного наследия будет отличаться, например, от Особо охраняемой природной территории (ООПТ), также неясно, кто именно будет отвечать за это наследие и как будет регулировать там человеческую деятельность». Николай Шматков, однако, указывает, что, в отличие от ООПТ, создание которой надо было согласовывать в течение многих лет, объявить территорию лесным наследием по предложенной концепции было гораздо проще. Именно это, как кажется директору FSC в России, и остановило проект в правительстве.

Фото: Anders Mellerup/Unsplash

Разумеется, судьбу «лесного наследия» можно считать лишь косвенным доказательством неблагополучной обстановки с лесными запасами в России. Однако подобных косвенных признаков немало. Так, приняты поправки к Лесному кодексу, которые лишают охранного статуса часть леса вдоль нерестовых рек. Если раньше вдоль таких рек запрещалось вырубать полосы шириной до километров, то с принятием поправок эти полосы могут быть сокращены до 200, а в некоторых случаях до 50 метров. Таким образом, под топор могут попасть леса, защищающие гидрологический режим многочисленных рек, где нерестятся лососевые, осетровые и другие ценные рыбы. Петицию к президенту России с просьбой отменить вступление новых поправок в силу, созданную по инициативе Гринписа, подписали 163 000 граждан. Ее передали в администрацию президента, и, возможно, она будет рассмотрена. По мнению Шматкова, появление указанных поправок объясняется прежде всего тем, что заготовителям остро не хватает необходимого объема древесины, и они готовы распечатывать последние резервы.

Представитель Рослесхоза с подобными выводами не согласен и объясняет внесение поправок иначе: «Если мы посмотрим на законодательства других стран, то таких охранных зон вдоль нерестовых рек мы нигде не встретим, так что и с хозяйственной, и с экологической точки зрения поправки оправданны». Километровые охранные полосы вдоль рек были введены в условиях совсем иной практики лесозаготовок, когда сплав был основным видом транспортировки древесины и леса вдоль рек интенсивно вырубались. Сейчас сплав древесины запрещен, поэтому добиться защиты рек можно и без подобных широких полос, поясняет собеседник «Сноба».

Руководитель лесной программы Всемирного фонда дикой природы (WWF России) Константин Кобяков видит в аргументах чиновника Рослесхоза некоторое лукавство: «Именно такого охранного статуса в других законодательствах действительно нет, но, скажем, в Норвегии около основных нерестилищ лесозаготовки не проводятся в принципе. В Канаде многие нерестовые реки находятся в пределах так называемых “лесов карибу”, на освоение которых действует мораторий. На основной территории США много лет действуют программы восстановления популяции лосося, что также предполагает отсутствие рубок вдоль нерестовых рек. В Швеции и Финляндии леса вдоль рек действительно не охраняются, там теоретически их можно сводить хоть под самую береговую линию, однако в этих странах и с нерестом все сейчас не особенно хорошо». Кроме того, по словам Кобякова, никто не приводил научного обоснования, почему неприкосновенные лесополосы надо сократить именно до 200 метров.

Сжигание отходов частного лесоперерабатывающего предприятияФото: Александр Кряжев/РИА Новости
Что валят «по-черному»
Ответ на вопрос о масштабах незаконных рубок отчасти зависит от того, что именно считать незаконным. «Абсолютно “черные” рубки — так чтоб мужики собрались, без всяких документов поехали в лес и что-то вывезли оттуда на тракторе — конечно, явление редкое», — объясняет Константин Кобяков. По словам эксперта Фонда дикой природы, такая операция оправданна, только если речь идет о ценных породах дерева, когда несколько спиленных стволов могут принести хороший доход. Так что подобные «черные рубки» происходят главным образом на Дальнем Востоке и на Кавказе, где растет бук, монгольский дуб, ясень и другие деревья ценных пород. В общих масштабах вырубок такое явление относительно незаметно. Однако незаконными можно считать и те рубки, которые производятся на основании официальных документов, но со значительными нарушениями фактически разрешенных действий. Например, вместо разрешенной выборочной рубки производится сплошная или сама рубка превышает разрешенный объем. Точно так же могут выдаваться разрешения на так называемые санитарные рубки поврежденного леса, хотя фактически по этим документам сводится абсолютно здоровый лес. Масштабы таких явлений уже существенны. На заседании Совета Федерации, посвященном проблеме незаконных рубок, приводились данные экспертов ООН и Интерпола, согласно которым объем фактических заготовок леса на 20 процентов превышает законно оформленные объемы заготовленной древесины. По данным российских расчетов Центра экологии и продуктивности лесов РАН, такое превышение составляет 16 процентов. В любом случае речь идет о масштабном явлении и значительных вырубках.

О том, как может выглядеть это явление на местах, можно, в частности, судить по итогам недавней плановой проверки регионального министерства лесного хозяйства Новгородской области, проведенной Рослесхозом при содействии ФСБ. Согласно официальной информации, проверка выявила различные нарушения, по предварительным оценкам причинившие ущерб государству на сумму около 1,7 миллиарда рублей. Среди прочего в документе говорится о том, что объемы запасов леса на двух участках, проданных по аукциону для последующей заготовки, были занижены на 40 процентов. Также проверка выявила, что региональное министерство исключило сведения об особо защитных участках лесов площадью в 50 000 гектаров из составляемых им материалов по лесоустройству. В совокупности такие нарушения могут привести к сведению лесов в значительных масштабах, особенно если говорить о регионах, где и так проходят интенсивные рубки, например, об Иркутской области. По оценке Гринпис, на масштабы последнего наводнения в Иркутской области могли повлиять рубки горных лесов в Восточном Саяне. Хотя данные леса относятся к нерестовым и орехово-промысловым, где по действующему законодательству нельзя проводить лесозаготовки, фактически значительные участки леса сводятся под видом санитарных рубок. Кедровый лес рубят в том числе на крутых горных склонах. Это увеличивает эрозию и нарушает гидрологический режим рек, берущих начало в Восточном Саяне и протекающих по Иркутской области. Как следствие, растет риск резкого колебания уровня воды, а значит, и катастрофических наводнений.

Фото: Ilya Naymushin/Reuters

Иными словами, хотя формально площади, покрытые лесом, в России действительно колоссальны, нужного заготовителям доступного леса, судя по всему, действительно начинает не хватать. Это заставляет их покушаться на последние ценные участки лесов, находящихся в их досягаемости, и масштабы этого явления действительно угрожающие. О том, что можно этому противопоставить, насколько эффективна борьба с нарушителями, как устроено управление лесами в России и можно ли вести лесное хозяйство без ущерба для экологии, читайте в следующих материалах серии.

0 коммент.:

Дописати коментар