И.В.Шутов. О дорогах в лесу (в развитие темы "О концепции организации и ведения в России правильного лесного хозяйства") ~ Лісівник

С моей точки зрения, в названной концепции (КПЛХ - концепции правильного лесного хозяйства) непременно должен присутствовать раздел о лесных дорогах. Их у нас мало. Очень. Сказанное относится не только к пустынным и заведомо недоступным по их физическим данным территориям лесного фонда, но и к обжитым, где при наличии дорог хозяйственная деятельность лесничих (в том числе такая, в результате которой возможно получение дохода и прибыли) могла бы быть гораздо более эффективной.

Для достижения обозначенной цели лесничие Лесного департамента России занимались не только строительством и ремонтом дорог в лесу, но еще и обустройством водных путей и даже пристаней. Это считалось важной частью работы Лесного департамента. Говорю так, потому что, например, в период с 1908 по 1912 год расходы денежных средств на дорожное обустройство казенных лесничеств возросли с 83,6 тыс. руб. до 524,4 тыс. руб. в год, т.е. примерно в 6 раз (В.В. Фаас и др., 2010, СПб, с. 116-117), составив в итоге около 60 % от суммы расходов на выполнение того, что тогда обозначали термином «лесные работы». К их числу в то время относили разные виды рубок ухода, санитарные рубки, осушение переувлажненных лесов и прочее.

Много лет спустя, уже в СССР, некоторые наши лесхозы (лесничества) тоже занимались строительством и ремонтом дорог в своих лесах. Прекратились такие работы уже в РФ. Почему? Я думаю, главным образом потому, что принятый в 2006 году Лесной кодекс завершил многолетний процесс вывода остатков нашего лесного хозяйства (всех его вертикальных структур и организаций на местах) из зоны материально-экономической и общественной ответственности за происходящее ухудшение состава, ценности и других характеристик экономически доступных лесов, а также освободил нашу отрасль от ответственности за величину формируемого лесного дохода страны.

В итоге мы просто перестали быть тем, кем ранее были в Лесном департаменте России, а именно автономной охранно-производственной и высокодоходной отраслью с присущей только ей уникальной товарной продукцией и оказываемыми людям особыми услугами.

Вышеназванное находится в явном и разрушительном противоречии с самой идеей провозглашенных в РФ социально-ориентированных товарно-денежных (рыночных) отношений. Нанесенный этим противоречием ущерб нашему государству трудно переоценить. Присутствует он (ущерб) не только там, где его замечает большая часть населения страны, но даже и при поиске ответа на такой, казалось бы, частный вопрос о том, нужны ли лесоводам вообще дороги в лесах.

Удививший меня вариант ответа на этот вопрос я обнаружил в статье, опубликованной в ЛГ (№ 53 от 19 июля 2016 г.). Авторы статьи – президент Общества лесоводов РФ академик Писаренко А.И. и доктор с.-х. наук Страхов В.В. сообщили в ней читателям, что, по их мнению, лесному хозяйству дороги в лесу вообще не нужны, что оно (лесное хозяйство) «…может обходиться лесными просеками для своих [названных в статье] работ, если регулярно их расчищать» и что дороги в лесу нужны «в первую очередь, лесозаготовителям».

Цитируемые выше соображения очень похожи на то, чем руководствуются во время войны строители военных дорог. А именно: сделать так, чтобы армия прошла. А потом? Потом о построенном просто забывают.

Сегодня в наших лесах происходит то же самое. Только фраза «чтобы прошла военная техника» заменяется другой – «чтобы доставить лесосечные машины и вывезти заготовленную древесину».

В порядке иллюстрации того, к чему ведет (уже привела!) такая «обуженная» постановка задачи по устройству в лесах дорожной структуры, далее приведу два примера.

Первый пример. Крестецкий опытный леспромхоз ЦНИИМЭ в Новгородской области.

Изначально его территория была похожа на обширную кладовую, наполненную самой Природой ценными хвойными древостоями.

Об успешной работе этого ЛПХ много рассказывали, а потом еще и вспоминали в ЛГ сами сотрудники ЦНИИМЭ. А вспомнить действительно, было что! Это: построенные многие километры разных дорог для вывозки древесины и для доставки в лес тяжелых лесосечных машин, обилие таких машин, мощный транспортный цех, хорошо оборудованный нижний склад, весьма хорошие бытовые условия для своих людей и для тех, кто приезжал по «лесным» делам в Крестцы на какое-то время, а главное – рекордная производительность труда, определяемая по количеству вывезенной из леса древесины.

Помимо собственно лесосечных и других производственных работ, в Крестецком ЛПХ выполнялись разные НИОКР. Проводили там свои исследования и сотрудники нашего института (ЛенНИИЛХ - СПбНИИЛХ). В числе того, чем они там занимались, было: изучение влияния разных технологий проведения лесосечных работ на то, как при этом сохраняется подрост хвойных пород, испытание созданной нашими конструкторами новой лесокультурной техники, а также испытание высокопроизводительного авиахимического способа интенсивного осветления подроста ели и сосны в возникших на вырубках лиственных молодняках.

Все позитивное, что было в Крестецком ЛПХ, имело там место только до того, пока леспромхоз в разрешенном ему «ударном» порядке не опустошил переданную ему «лесную кладовую».

Уже после этих событий, в конце 80-х годов я и профессор Бельков В.П. посчитали необходимым осмотреть в Крестецком ЛПХ один из наших опытных объектов, чтобы оценить результаты ранее проведенного авиахимического осветления подроста ели и сосны в лиственных молодняках. На нужный нам объект мы попали. Однако, не сразу. Приехав в Крестцы, узнали, что ЛПХ уже нет, а есть лесхоз. В его конторе мы решили сделать выкопировку из нужного нам планшета. Не смогли. Почему? Потому что, как нам сказали, при ликвидации ЛПХ имевшиеся в его распоряжении лесоустроительные документы (все или их часть) были просто уничтожены. Зачем? Гадать не буду.

Разрушенным оказалось и многое (почти все) другое. В том числе объекты производственной и социально-бытовой инфраструктуры, магистральная железная (узкоколейная) и другие дороги. То же произошло и с увиденными на нашем пути мостами. До нужного объекта мы добирались пешком. Увиденные результаты давно проведенного авиахимического ухода за молодняком смешанного состава порадовали. Но вернуться в тот же день в Крестцы мы не смогли. Пришлось ночевать в отдаленном кордоне. Там, в условиях глубокой нищеты, обитала семья лесника с женой. Эти добрые люди пригласили нас к своему столу и накормили кислыми щами, в которых не было заметно присутствия не только мяса, но и масла.

В более близкое к нам время я не бывал на территории бывшего Крестецкого ЛПХ. Возможно, что там произошли изменения к лучшему, но уверен, не кардинальные. Почему? Главным образом, потому что там вместо постоянно-неистощительного лесопользования было изначально задействовано форсированное изъятие бывших там ранее запасов ценной товарной древесины. После этого с автоматической неизбежностью произошло разрушение ранее построенных дорог и других элементов инфраструктуры. Всё это не могло не привести данную территорию в труднодоступное и (или) вообще недоступное состояние для выполнения там комплекса крупномасштабных лесохозяйственных акций. В их числе могли бы быть:

- закладка и выращивание культур сосны и ели на объектах, где не было их подроста или он был уничтожен заготовителями древесины;

- особенно важные для данной территории ранние (некоммерческие) уходы за составом молодняков естественного и искусственного происхождения;

- другие виды рубок ухода, позволяющие получать товарную древесину и, вместе с тем, увеличивать ценность того, что изымают из леса при рубках главного пользования;

- осушение древостоев с переувлажненными почвами, что позволяет – в определенных условиях – резко увеличивать прирост древесины;

- быстрая ликвидация возникающих лесных пожаров, еще до того как они приобретают масштаб опасного бедствия, вынуждающего «кричать караул» и звать на помощь подразделения МЧС.

Почему в крестецких лесах произошло то, что произошло? Отвечаю: по причине непонимания того, что в аспекте долгосрочных (стратегических) интересов страны Крестецкий опытный ЛПХ должен был проектироваться, строиться и работать как постоянно действующее предприятие. Было ли такое изначально возможно? Предполагаю, что да. И добавлю: при условии, если бы этим в директивно-плановом порядке были озадачены руководители Крестецкого леспромхоза, ЦНИИМЭ, Минлеспрома СССР и сам Госплан СССР. Только не было этого тогда, как нет уже по другим причинам и теперь. Совокупный итого всего этого – ускоряемое превращение экономически доступных лесов России в своеобразную «шагреневую кожу».

Когда мы сможем в полном виде восстановить ценность экономически доступного, но нерасчетливо утраченного? Мой ответ – скорее всего, никогда или очень нескоро.

Второй пример. Опытное лесное хозяйство (ОЛХ) «Сиверский лес», бывшее в прошлом экспериментальной базой нашего НИИЛХ. Организована в 1928 году, отнята у СПбНИИЛХ в 2005.

Информацию о том, что из себя представляло наше ОЛХ, о его значении для лесохозяйственной науки и производства всего того, что там происходило и было сделано, а также о том, как и кем оно было уничтожено, можно найти во многих публикациях, в том числе, например, в названных ниже книгах и статьях:

-.Бобров Р.В. Дом у Золотого пруда : в 2 кн. – СПб. : СПбНИИЛХ, 2001. – 452 с.

- Бобров Р.В., Книзе А.А. Леса над Оредежем. – СПб. : СПбНИИЛХ, 2003. – 175 с.

- Далецкий П.Л. Рассказы о старшем лесничем. – Л. : «Советский писатель», 1961. – 32 с.

- Шутов И.В. Остановить деградацию лесного хозяйства России. – М. : «Лесная страна», 2007. – 240 с.

Не повторяя уже опубликованного, скажу только о том, что имело прямое или опосредованное отношение к созданию и использованию на территории ОЛХ его лесных дорог.

В довоенном прошлом с дорогами в ОЛХ было плохо. О состоянии дорог тогда говорило само их название – зимники. Осенью 1941 года на этих дорогах буксовала и бросалась военная техника нашей отступающей тогда армии.

По-серьезному мы начали заниматься строительством дорог сразу после 1948 года, когда в составе Правительства СССР было образовано Министерство лесного хозяйства, а Институт вместе со своей экспериментальной базой оказался в его юрисдикции.

Главными требованиями к дорожному строительству были:

1). Использование хозяйством собственных сил и технических средств. Поэтому изначально было определено, что дороги должны быть грунтовыми, сравнительно недорогими в исполнении, с расчетом на то, что их относительно непрочная несущая поверхность должна компенсироваться частыми (грейдерными) уходами, а также закрытием для проезда автомашин по условиям погоды.

2). Сочетание строительства дорог с устройством в лесу сети осушительных, проводящих и магистральных канав и, соответственно, со строительством мостов и трубопереездов. Почему именно так? Потому что на преобладающих в ОЛХ переувлажненных суглинистых, а местами еще и оторфованных почвах (а их в таежных лесах более, чем достаточно) сброс избытка воды был и всегда будет одной из главных хозяйственных акций, направленных на увеличение плодородия лесных почв и повышение продуктивности лесов.

3). Изначальное непредназначение наших грунтовых лесных дорог для проезда по ним тяжелых автомашин типа современных лесовозов, которые не могут их не «раздавить».

В дополнение замечу еще, что на территориях с такими почвами, как в нашем ОЛХ (а они, повторяю, доминируют в таежных лесах на многих миллионах гектаров), широко практикуемое теперь использование заготовителями древесины тяжелых лесовозов ведет (уже привело) к увеличению площади лесов, не доступных для других видов хозяйственной деятельности, что я считаю неприемлемым.

С моей точки зрения, в названных условиях (за исключением территорий со скальными грунтами и супесчаными почвами) должны рекомендоваться для использования другие варианты вывозки и перевалки заготовленной древесины у железных и шоссейных дорог с прочным покрытием, а также у судоходных рек. Например:

а) с использованием таких видов наземных машин, при такой их массе, и при таких условиях погоды, при которых не разрушается полотно грунтовых дорог;

б) с использованием летательных аппаратов;

в) путем строительства и использования необоснованно забытых у нас узкоколейных железных дорог многоцелевого назначения.

Далее скажу о том, главном, что дало Институту и его ОЛХ строительство в лесу сети относительно дешевых грунтовых дорог и, параллельно, сети мелиоративных канав. Это:

- доступность практически всей территории ОЛХ (а это 23 тыс. га) для проведения экспериментальных, опытно-производственных, а также всего комплекса производственных работ в лесу. Последнее, как понятно, позволило существенно увеличить их объемы и достигнутый эффект;

- достигнутое увеличение продуктивности древостоев не только на отдельных участках, но и в хозяйстве в целом. Так, в 1928 году средний класс бонитета древостоев был равен 2,7, а в 2000-м – 2,0. За этот же отрезок времени средний прирост древесины в ОЛХ возрос с 2,2 до 3,5 м3/га в год;

- резко возросли объемы и интенсивность работ по уходу за молодняками. Благодаря, главным образом, этому, доля хвойных пород в составе древостоев увеличилась с 68 % (в 1928 году) до 75 % (в 2000 году);

- общий запас древесины на корню увеличился более, чем в два раза! (2,3 млн м3 было в 1928 году, а 5,0 млн м3 стало в 2000-м, в том числе в древостоях с преобладанием ели и сосны – 3,6 млн м3);

- определенный последним лесоустройством суммарный объем неистощительного отпуска древостоев в рубку (по состоянию на 2000 год) оказался равным 89,5 тыс. м3, что в пересчете на 1 га составило 3,89 м3, т. е. значительно больше, чем в соседних лесхозах.

В 2000-м году в нашем ОЛХ были проведены открытые торги по продаже отведенных в неистощительную рубку древостоев как нашей главной товарной продукции. При этом было замечено, что намного более высокие цены покупатели предлагали за объекты, находящиеся вблизи построенных дорог. Именно они в нашем случае оказались в числе главных ценообразующих факторов. Строить дороги оказалось выгодно.

В итоге тех торгов в кассу ОЛХ поступило 2,44 млн. рублей. По тогдашним ценам это был реальный и немалый доход. В само же хозяйство тогда было вложено 2,16 млн. рублей.

Опираясь на приведенные данные, в конце 2000 года Институт направил в Министерство природных ресурсов предложение о проведении в ОЛХ «Сиверский лес» экономического эксперимента, результаты которого могли бы вывести лесное хозяйство страны из постоянно убыточного в самоокупаемое, а затем, в определенных условиях, и в доходно-прибыльное состояние.

15 февраля 2001 года наше предложение было рассмотрено на специально созванном совещании при Заместителе министра МПР. В числе участников того совещания были авторитетные в нашей отрасли специалисты. Вместе с одним из руководителей МПР они не только согласились с нами, но еще предложили увеличить число участников экономического эксперимента. Все это дало надежду на достойное будущее нашего лесного хозяйства как отрасли теперь уже в условиях задействованных в стране рыночных отношений.

Однако очень скоро вместо проведения названного экономического эксперимента МПР «выдало» нечто противоположное, что «совпало» во времени с появлением на посту руководителя Агентства лесного хозяйства в составе МПР заслуженного деятеля жилищно-коммунального хозяйства Рощупкина В.П.Это тогда, под его руководством были предприняты действия, финалом которых было издание в Рослесхозе приказа № 56 от 18.04.2005 г. об изъятии из юрисдикции Института ОЛХ «Сиверский лес» как его экспериментальной базы. За этим очень быстро последовала передача сначала части, а потом и всего ОЛХ определенному заготовителю древесины в так называемую «аренду». Все это позволило явно подставному лицу проводить рубки и продавать финнам заготовленную в бывшем ОЛХ древесину как бы на законном основании.

Вышеназванное, замечу, было сделано, несмотря на то, что несколькими годами ранее Президент страны своим Указом № 426 от 27.04.1992 г. запретил отнимать у государственных НИУ их экспериментальные базы. В пренебрежении в данном случае оказалось также то, что в своей факсограмме от 29.06.2004 г. МПР обязало Институт исключить возможность даже единичных случаев «предоставления участков лесного фонда ОЛХ «Сиверский лес» в аренду для осуществления лесопользования, не связанного с проведением и апробацией [результатов] научно-исследовательских работ».

Не помогли остановить происходящее также мои (как заместителя директора Института на тот момент) (и не только мои) обращения в разные авторитетные инстанции вплоть до прокуратуры, к Президенту РФ, на один из центральных каналов ТВ, на котором тогда «вживую» была показана дискуссия между мной и господином Рощупкиным. Использованные им в том разговоре аргументы – «так будет лучше» и еще ссылки на то, что совершаемое, якобы, соответствует полученным «сверху» установкам.

О главных результатах этого «лучше» скажу следующее.

1. Самым главным результатом был «жирный крест», поставленный на уже принятом МПРом предложении ученых СПбНИИЛХа о проведении на базе ОЛХ «Сиверский лес» актуальнейшего для нашей отрасли экономического эксперимента. Эти, повторяю, результаты могли бы реально помочь превращению не одного ОЛХ, но еще многих других лесхозов (лесничеств) в доходно-прибыльные государственные предприятия.

Когда-нибудь, я надеюсь, об истинной цене происшедшего, а также о величине нанесенного стране ущерба нам смогут рассказать такие структуры государства как Счетная палата и Следственный комитет.

2. Само наше опытное лесное хозяйство «Сиверский лес» прекратило существование не только как экспериментальная база СПбНИИЛХ, но и как юридическое лицо.

3. Параллельно с увольнением работавших ранее в ОЛХ специалистов оказалась утраченной почти вся инфраструктура ОЛХ. Наиболее крупными, буквально драматическими потерями оказались практически все ранее построенные в лесу дороги – Псковская, Манинская, Круговая, Ольховая, Чащинская, Дивенская и другие.

Буквально раздавленными тяжелыми машинами заготовителей древесины оказались не только дороги, но и построенная ранее сеть гидролесомелиоративных канав. В итоге лес оказался вообще недоступным даже для населения. А там, где ранее было произведено его осушение, началось вторичное заболачивание. В заброшенном или разрушенном состоянии оказались опытные объекты, история создания и время работы ученых на которых измерялись десятилетиями.

4. Оказалась исчезнувшей из открытого доступа информация об изменениях, происходящих в лесах бывшего ОЛХ «Сиверский лес». Нет или оказались «закрытыми» сведения об объемах, местах и способах рубок, о суммах полученного дохода и прибыли, о способах и результатах возобновления леса на вырубках и еще о многом другом. С моей точки зрения, такая закрытость в обращении с государственным имуществом не может привести ни к чему хорошему.

5. Прекращена былая практика повторяемых каждые 10 лет туров лесоустройства, непременными элементами которого были: инвентаризация лесов, оценка независимыми специалистами предшествующей хозяйственной деятельности ОЛХ, а главным результатом – обновленные характеристики лесов и уточненные объемы неистощительного лесопользования. Без всего этого предпринимаемые сегодня попытки тех или иных административных структур планировать то, что позволительно или необходимо делать в лесах, есть не более чем вариации на тему «чего хочет левая нога», а проще говоря – профанация.

6. Происшедшая утрата архивных документов, содержащих информацию о проводившихся в лесах ОЛХ опытно-производственных и производственных работах, которые могли бы пригодиться тем, кто взялся бы проследить за происходившими в ОЛХ изменениями характеристик древостоев во времени и в связи с выполняемыми разными хозяйственными акциями.

Понимая научную и практическую ценность таких документов, бывший директор ОЛХ Б.Г. Новоселов (он работал на этом посту в течение многих лет) хранил то, что смог собрать, у себя дома, в поселке Сиверский. Надеялся, что сохраняемое будет кем-то востребовано. Получилось другое. После смерти Б.Г. и его жены их наследники, не имеющие отношения к «лесным» делам, да и в связи с произошедшими событиями (ликвидацией ОЛХ) обошлись с этими документами как с ненужной макулатурой.

7. То, что ОЛХ «Сиверский лес» оказался вне юрисдикции Института, привело к тому, что появление там ученых для проведения новых экспериментов, а также учетных работ на ранее созданных опытных объектах приобрело вид редких и не совсем легальных событий.

В итоге того, что произошло, в неухожено-разрушенном состоянии оказались почти все ранее созданные опытные объекты, а новые перестали закладываться. Почему? Отвечаю: причины кроются не только в возникших кадрово-финансовых изменениях в Агентстве лесного хозяйства МПР и в самом СПбНИИЛХ, но еще из-за разрушения дорог и образовавшейся недоступности объектов исследования.

Совокупный итог того и другого – замеченное (не только в нашем институте) сокращение числа научных публикаций, имеющих в своей базе не рассуждения на общую тему, а достоверные результаты проведенных в лесу новых и, особенно, многолетних экспериментов. О том, к чему это ведет, догадаться не сложно.

* * *

Возвращаясь к теме о дорогах в лесу, позволю себе повторить то, что о них еще до разрушения СССР мне сказал Р.В. Бобров (который был тогда заместителем Министра лесного хозяйства РСФСР): в лесу надо строить многоцелевые лесохозяйственные дороги, а не «короткоживущие» проезды для вывозки древесины. Если бы мы поступали, как сказано, то на тех наших территориях, где ведется (или может вестись) интенсивное лесное хозяйство (например, в Карелии), густота дорог в лесах могла бы быть не меньше, чем в Финляндии.

* * *

В качестве резюме скажу еще раз о том, почему то, что имеет отношение к дорожному обустройству лесов, обязательно должно быть раскрыто в КПЛХ (т.е. в Концепции организации и ведения правильного лесного хозяйства России).

Имея перед глазами пример уничтоженного 11 лет назад ОЛХ «Сиверский лес», скажу так: построенные там дороги выполняли функцию, похожую на роль кровеносных сосудов в живом организме. Если они есть, и они работают, к ним можно «плюсовать» многое другое, что необходимо для рациональной (доходной!) хозяйственной деятельности.

В принципе, дороги в лесу являются главным элементом инфраструктуры территории лесничества. Соответственно, только в юрисдикции лесничих (а не имеющих свой особый интерес чиновников и коммерсантов!) должно находиться все, что имеет отношение к строительству лесных дорог, их ремонту и разрешаемым регламентам эксплуатации. Если названного нет (а такое у нас раньше было!), оказавшиеся теперь в ничейно-брошенном положении лесные дороги не могут не исчезать. Это и было показано выше на примерах бывшего ОЛХ «Сиверский лес» и бывшего Крестецкого ЛПХ.

21.11.2016