Вокруг нас
В Сибири полыхают пожары. Согласно данным Федерального агентства лесной охраны, на 1 августа в России горят леса площадью примерно с половину Москвы. Почти все очаги — в Якутии, Иркутской области и Красноярском крае. Однако это лишь те пожары, которые активно тушат.
Существенно больше очагов возгорания расположено в районах, которые считаются труднодоступными и которые сотрудники лесоохраны только наблюдают по спутниковым данным. Площадь пожаров в таких местах почти в 30 раз больше. Общая территория леса, пройденная огнем с начала года, составила чуть менее 10 миллионов гектаров — по площади это уже как 40 территорий Москвы.
Дым от пожаров распространился по Западной Сибири, Уралу, дошёл до Поволжья и уже достиг Канады. В соцсетях инициирована кампания «#CпаситеСибирь» — петицию с требованием ввести режим ЧС на территории Сибири подписали более 870 тысяч человек. При этом власти действуют непоследовательно: сначала говорят, что пожары — это обычное природное явление, с которым не нужно бороться, — а потом бросают на тушение военных.
Про пожары в Сибири слышно каждый год, нынешние чем-то принципиально отличаются?
Принципиальных отличий нет, всё просто плохо.
Традиционно в России каждый год наблюдается два пика пожаров: весенний — в середине апреля — начале мая, а затем летний — в конце июля — августе. В первом случае горят крупные открытые пространства в основном на населенных территориях, во втором случае речь обычно идёт о крупных лесных пожарах в тайге. Оба пика имеют примерно одинаковый масштаб, который традиционно оценивают по количеству так называемых термоточек — очагов возгорания, видимых на спутниковых данных. Весенний пик в этом году, несмотря на сухую погоду, оказался меньше среднегодовых значений, и представители Greenpeace связывают это с запретом на поджоги травы и общественной кампанией против этой практики.
Второй пик пожаров в этом году, напротив, приближается к рекордным значениям. По площади сгоревшего леса нынешние возгорания всё-таки уступают крупнейшим пожарам в 2003, 2008 и 2012 годах. Однако пожароопасный сезон ещё не закончен, и, согласно прогнозам Greenpeace, нынешний год имеет шансы стать самым плохим за всю историю спутниковых наблюдений, которая ведётся с 2002 года.
Когда эти пожары наконец потушат?
Никто их не потушит. Понятие «тушение» и «лесной пожар» вообще не очень хорошо сочетаются. Потушить пожар, которым охвачены сотни гектаров леса, практически невозможно. Его можно только остановить, ограничить, дать ему сжечь лес, уже охваченный возгоранием, и не пустить огонь дальше — это не вполне то «тушение», которое можно представить по работе пожарных в городе. Практически единственным эффективно работающим способом противодействия пожарам является создание противопожарных полос — широких просек, откуда удаляется всё, что может гореть: деревья, сучья, валежник, сухая трава и так далее.
Иногда навстречу огню от противопожарной полосы пускают встречный низовой пожар, чтобы выжечь сухой валежник, кусты, листья и хвою — и тем самым лишить пожар части топлива на пути к полосе. Этот приём, называемый встречным палом или отжигом, исключает дальнейшее распространение пожара и является наиболее эффективным способом борьбы с верховыми пожарами. Для тушения пожаров на больших территориях можно искусственно вызвать дождь — так же, как на 9 Мая разгоняют тучи. Этот метод уже используют в этом году.
На практике все эти меры упираются в транспортную удалённость очагов возгорания. Часто единственный вариант работы пожарных в таких районах — десант: сброс людей с парашютом или высадка с вертолетов. При этом все снабжение также приходится везти по воздуху. Кроме того, необходимо держать вертолёты наготове с целью эвакуации людей, если им грозит опасность. В общем, это действительно довольно дорого.
Фактически главное, что может влиять на судьбу лесных пожаров, — это погода, которую сложно предсказать. Если на территории Якутии, Красноярского края и Иркутской области установятся дожди, то пожары могут быстро сойти на нет.
Власти говорят, что они даже не обязаны ничего тушить, это как?
Это так. С некоторых пор пожарные не обязаны тушить любой возникающий пожар. Всё зависит от того, в какой зоне лесного фонда возник данный пожар.
Принадлежность к той или иной зоне определяет правила, по которым на этих территориях лесного фонда проводится мониторинг и борьба с возгораниями.
Во-первых, это наземная зона, куда можно приехать и есть доступ техники, — в неё входит почти вся Центральная Россия и большая часть густонаселенных областей Сибири.
Во-вторых, лесоавиационная зона, в которой проводят регулярное патрулирование и можно проводить операции с помощью десантирования. По общей площади она примерно в 12 раз больше наземной зоны. Есть зона космического обнаружения с применением авиационных сил для тушения — это значит, что авиапатрулирование там не ведется, но тушение обеспечивается авиационными силами. И наконец, есть зона контроля, где за пожарами фактически только наблюдают по спутниковым данным.
При пожаре в зоне контроля решение о том, тушить его или нет, принимает региональная комиссия по чрезвычайным ситуациям. Комиссия может решить не проводить вообще никаких противопожарных мероприятий.
Право не тушить пожары в зонах контроля было дано местным властям в 2015 году для того, чтобы легализовать уже давно существовавшую практику, когда на слишком отдаленные пожары просто не обращали внимание и они даже не включались в общую статистику. У экологов есть много претензий к тому, какие именно территории попадают в эту зону контроля. В частности, сейчас они могут находиться неподалеку от населенных пунктов или вырубок.
Почему некоторые пожары решают не тушить?
Потому что это либо уже невозможно, либо «экономически нецелесообразно». Решение принимает региональная комиссия по чрезвычайным ситуациям на оперативном совещании. При этом однозначной процедуры или методики, по которой это надо делать, не существует.
Принятая практика подразумевает простое сравнение стоимости леса (обычно, в связи с труднодоступностью, по минимальным нормам) с планируемой стоимостью работ по тушению. Никакие аргументы, связанные с отдаленными последствиями возгорания, вроде вреда дыма для здоровья населения или выбросов парниковых газов комиссии не рассматривают, да и методик такого расчёта у них нет.
Но пожар — это в любом случае экологическая катастрофа? Или нет?
Не всегда, но в случае с сибирскими пожарами ответ скорее положительный. Встречается два основных типа лесных пожаров: низовой и верховой. При низовом пожаре горит валежник, бурелом, сухая хвоя и листья, зачастую — лишайник, иногда загораются сухие погибшие деревья. После такого пожара большинство деревьев остается живыми, а кустарники и трава восстанавливаются всего за несколько лет.
Такие пожары у лесоустроителей принято называть нарушениями экосистем.
С другой стороны, существуют верховые пожары, в которых уже загораются сами деревья, включая их кроны. Ветер разносит горящие ветки и сучья и создает новые очаги пожара. Именно такие лесные пожары и создали окутавшие Сибирь облака дыма. Низовой пожар может перейти в верховой, если в лесу много сухого топлива: валежника, бурелома, мертвых деревьев.
Лесная экосистема при верховом пожаре оказывается уничтоженной: сгорает вся растительность, разбегается или гибнет фауна. Cреди лесоустроителей такие пожары принято классифицировать как локальную экологическую катастрофу. Однако этот термин не должен сбивать с толку — слово «катастрофа» не означает, что последствия пожара необратимы.
Сколько нужно времени, чтобы тайга восстановилась?
Около 100 лет. К счастью, даже верховой пожар не уничтожает почву, в которой воздействие высоких температур переживает довольно много семян. Не все они прорастают на следующий год — некоторые остаются в покое на протяжении нескольких лет и прорастают позже. Их называют почвенным банком. Кроме того, часть семян заносится ветром или животными уже после пожара.
Поэтому уже на следующий год после пожара гарь успешно зарастает травой, а ещё через год возникают первые кустарники. Через несколько лет в лесу появляются быстрорастущие деревья — такие как берёза или осина, которые за 10−15 лет достигают нормальных размеров. К этому времени для светолюбивых кустарников в лесу становится слишком темно и их численность падает. Березы или осины становятся новым лесом, под защитой которого начинают расти хвойные деревья. Со временем лес становится смешанным. Примерно через 60−70 лет берёза и осина отмирают, а их место занимают новые хвойные деревья. Ещё несколько десятков лет — и тайга становится примерно такой же, какой и была до пожара.
Но ведь в пожаре гибнут животные, вам их не жалко?
Жалко. И всё же гибнут далеко не все, обычно большей части удается переждать пожар в почве или убежать. Исследований прямой смертности в результате пожара немного, но они есть. Например, в 1970-х в США проводились наблюдения за животными, пострадавшими в трех последовательных контролируемых пожарах в прериях. Наибольшее число жертв оказалось среди одного североамериканского вида мышей (Reithrodontomys megalotis) — из полутысячи исследованных нор в 27 были погибшие животные. Пострадать могут и крупные млекопитающие — известно, что в крупном пожаре 1988 года в Йеллоустоуне пострадало около одного процента популяции благородных оленей.
Учёных обычно интересуют не животные, напрямую затронутые конкретным пожаром, а его долговременные последствия. Консенсус такой: разрушение местообитаний гораздо важнее потерь для вида в ходе самого пожара. Одним видам пожары помогают занимать новые территории, а других лишают дома. В общем, в этом отношении всё сложно.
То есть чиновники правы, пожары — процесс естественный и бороться с ними не нужно?
Иногда действительно не нужно, но это никак не связано с естественностью или неестественностью его причин.Во-первых, современные пожары в Сибири сложно назвать природными, так как подавляющее большинство из них вызывается действием человека — с этим согласны большинство специалистов. Точные цифры по естественным пожарам (то есть тем, что вызваны действием молний, самовозгоранием или вулканическими извержениями) могут быть очень разными, но наиболее частая оценка лежит в районе 10%.
Во-вторых, причина явления в данном случае никак не связана с его последствиями. Если пожар возник от молнии, это не делает его более безопасным, чем пожар, возникший от брошенной сигареты, поэтому решение о тушении должно приниматься на основе прогнозируемых последствий (в том числе долгосрочных), а не возможных причин.
Так пожары — это плохо или хорошо? Их нужно тушить или нет?
Мы не знаем. У специалистов нет единого мнения на этот счёт. В отличие от, скажем, медицины, в пирологии (науке о пожарах и их воздействии на экосистемы) нет крупных общепризнанных организаций вроде ВОЗ, к стандартам и рекомендациям которых могли бы обращаться власти на местах. Скорее можно сказать, что есть национальные школы, правила которых фиксируются в национальном законодательстве.В России любой пожар традиционно считается чем-то безусловно плохим. Такое отношение было зафиксировано в советском законодательстве, где каждый пожар был поводом для противопожарных действий. В этом смысле появление зон контроля, где пожар можно не тушить, — это новация и отход от традиции. Российские представители Greenpeace также скорее разделяют традиционный взгляд — хотя невозможность потушить все пожары экологи и признают, они призывают относиться к этому как вынужденному злу.
А что на Западе?
На Западе, а конкретно в США, Канаде, Австралии и Германии, такой традиционный взгляд также был доминирующим примерно до 1960-х годов, когда учёные обратили особое внимание на экологическую роль пожаров — сначала на примере Йеллоустоунского заповедника, а затем на примере других лесов, прежде всего в Калифорнии.Эти исследования завершились основополагающим докладом экологов, где признавалось, что пожары — неотъемлемый компонент экосистемы, с которым не всегда нужно бороться. Более того, иногда пожары даже необходимо инициировать. Так возникла концепция профилактических пожаров (prescribed fires), которые используются для регулярного и запланированного уничтожения горючего материала с целью недопущения неконтролируемых пожаров в будущем.
Чрезмерные усилия контролировать огонь, как показали американские пирологи, могут приводить к появлению положительной обратной связи. Логика следующая: отсутствие пожаров ведёт к накоплению в лесах горючего материала, способного провоцировать массовые неконтролируемые пожары, → после масштабных пожаров на борьбу с огнём выделяется ещё больше ресурсов → в результате с небольшими возгораниями борются ещё эффективнее → это ведёт к дальнейшему накоплению в лесах горючего материала.
Наиболее ярко аргументы в пользу отказа от тушения некоторых пожаров изложены в опубликованном в 2015 году коллективном обращении американских ученых-пирологов к властям. Они призывают ещё раз пересмотреть стандарты борьбы с огнем и чаще позволять лесам сгорать — если это, конечно, не угрожает жизни людей.
Некоторые учёные призывают рассматривать пожары как естественный процесс, с которым правильно не бороться, а сосуществовать. Однако большинство подобных работ касается лесов США, Австралии и Средиземноморья, которые существенно отличаются от сибирской тайги, поэтому применять эти выводы к Сибири нельзя.
0 коммент.:
Дописати коментар